ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ

Тюшинский детский дом

Назад | Содержание | Вперёд

      Нас всех посадили в поезд и увезли в Смоленскую область. Есть там такая станция - Приднепровская. Долго мы там сидели. Наконец ночью приехала какая-то подвода. Мы положили свои вещички, которые у нас были, и 12 километров шли до детского дома. Это был Тюшинский детский дом.
      Сначала я растерялся. Без матери я никогда в жизни не был. В школу я не пошёл, а школа там была семилетка. Наверное, через неделю сказал: "Никогда не пойду в школу, а поеду домой, меня незаконно привезли сюда. Что это такое?".
      Детдом был плохой. Кормили отвратительно. Кормили, я вам скажу, так: варили пшеницу и вот эту пшеницу, даже не перловку, а пшеницу, варили и давали на второе. Жуткая кормежка была, жуткая...
      Я оттуда попытался убежать. Меня поймали в Смоленске. Как-то быстро милиция определила меня как беглеца. Я здорово отличался от всех по одежде. У меня было хорошее пальто, хороший костюм, домашнее всё ещё было. Меня поймали: "Что ты за мальчик такой?". Еду в Ленинград, а ни билета, ни денег, конечно, ничего нет. Меня вернули в детский дом и сказали, что "если ты убежишь ещё раз, то уедешь, знаешь куда? Откуда никогда не приедешь...". И я остался.
      Потом со мной побеседовал директор школы-семилетки Филипп Прокопьевич Мудреченко. Тогда он был молодой, ему было лет 28-30, в прошлом году он умер.
      Вот, Филипп Прокопьевич и говорит:
      - Слушай, ты себе сломаешь жизнь, ты давай, приходи в школу.
      Почему-то ко мне было хорошее отношение учителей.
      Остальные все, кроме меня и Марка Сушинского, в школу ходили. Марк устроился в пекарню. Детский дом располагался в бывшем имении, это был очень хороший двухэтажный кирпичный дом и рядом церковь. В этой церкви была столовая детдома и пекарня. Сушинский в пекарне работал, а я нигде. Питались в основном тем, что воровали в погребе картошку, жарили... Не жарили, а пекли её. Знаете, там было печное отопление, в полотенце её заворачивали и опускали в дымоход печи.
      Но всё-таки Филипп Прокопьевич повлиял на меня, и я в конце второй четверти пошёл в школу.
      Учился я усердно, поскольку мне пообещали, что как только я окончу семилетку, меня отпустят на все четыре стороны, и я смогу уехать и в Ленинград. И так далее... А мечтал я поступить после семилетки в кораблестроительный техникум, потому что мой брат учился в это время в институте кораблестроения. Старался я очень и закончил семилетку круглым отличником.
      Отметили меня хорошо - вручили грамоту, но поставили условие, что меня отпустят в Ленинград, если я хорошо буду работать на полях детдома.
      Это был сельский детдом, там были большие поля, был сад, были лошади, коровы - всё было. Я и косил, и пахал, и картошку распахивал - все лето работал. В общем, вставал я с зарей и ложился с темнотой, рассчитывая, что меня отпустят в Ленинград.
      В Ленинграде у меня оставалась тетка - мамина сестра с дочерью. Её муж, Александр Петрович - военный, давно уже умер. Тетка была пенсионерка, а сестра была старше меня на год. У них жил мой брат. Они жили в Лесном на Старо-Парголовском проспекте.
      Вот я работаю, работаю, а уже август. Я говорю директору детдома:
      - Когда же я поеду? - А ты же без экзаменов поступишь, чего тебе? Ты отличник.
      Дотянули до 28 августа.
      Двадцать восьмого августа мне директор говорит:
      - Знаешь что? Мы обратились в НКВД, а НКВД тебе не разрешает ехать. А областное ОБЛОНО, это отдел народного образования, рекомендует отправить тебя в детдом, в котором есть десятилетка. Ты, вот, отличник. Давай!
      К этому времени я уже получал письма от брата, и брат мне написал, что семилетка, ФЗО - это все не то. Для того чтобы найти себя в жизни, нужно иметь среднее образование. Брат был у меня весьма разумный. Я его послушал. И вот, отправились мы во второй детский дом из Тюшино в Кардымово.

Назад | Содержание | Вперёд