ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ

Вновь о войне (ранение)

Назад | Содержание | Вперёд

      Определили, что ранение у меня было "разрывной" пулей. Я говорю:
      - Не может быть, мне бы разворочало всю голову.
      А это, говорят, касательное ранение. Ранило меня вот сюда, вот здесь кожу порвало. Наверное, просто пулевое ранение, я не верю, чтобы "разрывная". Хотя в карточке о ранении написано, что "разрывная". Ну, а дальше там автоматом пишут... Я не думаю, потому что я знаю, что такое "разрывная" пуля. Эта разворочает тебя так, как бог черепаху...
      Это было во время наступления. Причём, мне кажется, что я видел, кто стрелял в меня. Метров так 70, может 100, немец сидел и стрелял из автомата, а в автомате нет разрывных пуль, разрывные пули были у карабинов. Может и не он меня ранил, но я видел его...
      Во всяком случае, мы уже приближались к немцам, к их передовым окопам. Из пулемётного поля мы уже ушли, а били только автоматы, потому что пулемёт был как-то правее или левее, я уже не помню сейчас.
      Мы к этому моменту получили пополнение 25-го года рождения.
      Приехала школа снайперов, все, до одного, ефрейторы. Все худые, видно кормили их там плохо. Они так много ели, эти ребята. И, вот, Иван Васильевич Ханин говорит:
      - Ты знаешь, вся эта школа полегла. На Варшавском шоссе все полегли. От роты ничего не осталось. А нас тут же отвели...
      Значит, наш полк шёл первым эшелоном, а вторым эшелоном шёл 93-й полк. А за нами шла 326-ая дивизия, которая вошла в Рославль и стала Рославской.
      А наша "болотная" не дошла... Но, правда, она получила название Верхнеднепровской дивизии. И орден у неё есть какой-то. Я сейчас не помню, но есть орден, Красного Знамени, по-моему. Да, ордена Красного Знамени, Верхнеднепровская, 324-я дивизия, 1095-й стрелковый полк. Мой полк, ставший родным, раз меня в нём "окрестили" - ранило.
      Я не видел никогда командира дивизии. Командира полка видел во время переброски, Игнат Васильевич Шевченко его звали. Он представился, что был учителем до войны, окончил педагогический техникум. Он всегда на лошади ездил, а мы, наш взвод, шли боевым охранением впереди.
      И как-то он слез, взял под уздцы лошадь:
      - Ну, ребята, как себя чувствуете?
      Я стал с ним разговаривать. Я достаточно разговорчивый был. Умел говорить, и знал о чём и как можно говорить. Ему это понравилось, и мы с ним почти всю ночь, пока передвигались, разговаривали...
      Потом я уже ни разу не видел Игната Васильевича. Он один раз приезжал, когда я не приехал в парк Горького. Тогда ему Лидия Степановна сказала, что, вот, был здесь такой солдат, который помнит Вас во время переброски...
      Нас перебрасывали из Жиздры в город Киров, есть такая станция Фаянсовая. Это недалеко от "Безымянной высоты". Наши полки были там. И, может быть, что сочинено это было про нас. Про кого-то из нас. Потому, что мы тоже в таком положении оказывались, что практически погибали там... Такой же линии фронта не бывает, а есть: тут сидит, там сидит круг пехоты.
      Я бережно храню открыточку, которую мне написал Игнат Васильевич Шевченко. Для меня это очень дорого... Он умер. А жил он в Белоруссии.

Назад | Содержание | Вперёд